Листает октябрь пожелтевший дневник,
Где вырваны ветром шальные страницы,
Где слепо затеряны дней вереницы,
Где город в тумане застыл – и поник,
Замирает ночь над Карпатами.
Над озерным черным стеклом,
Над вершинами чуть горбатыми
В полумгле застыл небосклон.
Солнце слепо щурится спросонья,
Неохотно прячась в облаках.
В осени, как в жизни – межсезонье:
Ржавый клен – как серебро в висках.
Октябрьский дождь, размеренный и вязкий,
Набухшие зонты и свитера;
И радуги набедренной повязкой
Все небо опоясано с утра!
«Сойдем же и смешаем там речь их,
чтобы один не понимал речи другого...»
(Тора)
Мы молчим на разных языках,
Заполняя прочерком пролеты
Прячется небо в июльских подпалинах –
Белое, выжженное, раскалённое,
Солнце глядит воспалённо-оскаленно,
В язвах земля, точно губы солёные,
(«Всенощное бдение» С.В.Рахманинова, № 4)
Звучало в храме «НЫНЕ ОТПУЩАЕШИ».
В ночной купели пели купола.
Стелился эхом голос всепрощающий.
Белесая луна почти спала.
Привет, мой старый двор! Я возвращаю стрелки
На сорок лет назад, в заснеженную даль:
Мне – около восьми. Морозною побелкой
На курточке моей отметился февраль.
Моей Оленьке
Январь корявым снежным почерком
В невозмутимой тишине
Слагает очерк вслед за очерком
В резных узорах на окне.
